Sunday, July 5, 2015

Михаил Токман, ВСЕГДА ПОМНИТЬ

Михаил Токман
ВСЕГДА ПОМНИТЬ
1999г
Этапы моей жизни. 
Transcribed by Bella Litvin


Я, Михаил Токман, родился  20 мая в местечке Кривое Озеро Одесского тогда района.  Моя мать, Токман Сима Лазаревна ( девичья фам. Клейман)  1898 г. рождения , отец Токман Пинкус Мошкович 19020г рождения 

В Одессу переехали в 1932 г. так как после окончательной ликведации НЭПа , из-за полного отсутствия в местечке у родителей какой-либо работы для возможности существовамия. В Одессе жили в полу-подвальном помещениии очень бедно. Состав семьи 5 человек: родители, я, сестра Ида и родственица отца (тетя) Рива 1869 г рождения. Детство запомнилось мне безрадостным, из-за большой бедности, очень плохого питания, отсутствия достойной одежды и обуви.  Одном словом – босоногое детстсво, которое проходило в играх на улице (цурки, пожар и футбол тряпочным мечом)  Вместе с тем меня всегда тянуло к книгам, которые я менял 2 раза в неделю.  В 1941 (в 15 лет) окончил 7 кл.  15 июня получил аттестат с хорошими отметками.  Через неделю 22 июня – война. Застало меня это известие в очереди в библиотеке имени. Крупской, где я стоял в очереди для обмена книг.  Семья наша проживала по ул. Торговой  номер 3.  В заднем дворе, выходящим на улицу Преображенскую, 1- находился вход в Одесские катакомбы, расположившийся в 15-20 метрах вглубь земли.  

С первых дней войны начались налеты фашисткой авиации с разрушениями бомбами и минами домов города. В этих катакомбах жители близ-лежащих домов находили убежище, и наша семья в том числе.
Misha's bedroom in San Diego

Вскоре, через 2-3 недели, вследствии быстрого продвижения немецких войск, в Одессе началась эвакуация граждан.  Вначале по железной дороге, затем после полного оркужения города (15-го августа) морским путем.  До войны в Одессе проживало примерно 200 тыс евреев.  Выехать удалось примерно 50% населения (100 тысяч).  Несколько пароходов, битком набитыми жителями были отакованы и затоплены с гибелью всех пассажиров.  Далеко не все имели возможность эвакуироваться, т.к. необходим для этого был литер (разрешение ) который выдавался далеко не всем и не на всех производствах и организациях.  Мой отец был кустарем, не работал последние 5 лет в гос конторе , получить литер для выезда возможности не имел.  В следствии этого семья осталась в акупации.  

История Холокоста нашей семьи для меня лично началась с 16 октября 1941 года, в день, когда  в город вошли фашистские орды. В этот день после обеда появились на улице Короленко и угол Торговой Румынские солдаты. К ним начали подходить жители дворов с довольными лицами приветствуя их теплыми словами. Это были взрослые жители нееврейской национальности.  Мы, мальчики евреи, тоже подошли с недобрым чувством в душе, любопытство одолело страх. Люди радовались концу жизни в катакомбах, увидеть над головой небо. 

На 2-й день поступило указание ставить мелом на своих дверях крест в подтверждение своей не еврейской национальности.  На улицах сразу же начали у людей спрашивать – «жидок?».  Солдаты заходили в квартиры, на дверях, где не стоял крест, понимая, что это евреи (жиданы), перетряхивали все вещи.  Искали золото, ценности, прочие вещи.  По своей нищенской ментальности руменские солдаты удовлетворялись - не найдя ценностей – даже голокой кускового сахара.  Через пару дней румыны начали выгонять из квартир семьями евреев и колоннами гнать по улицам, собирать большими массами в школах и др. зданиях.  Здесь солдаты начали обыскивать всех, прощупывая до тела и все складки одежды, в поисках золота и ценностей.

Затем на 2ой день евреев из этих школ и зданий под охраной погнали в Одесскую тюрьму. В этих колонах была и наша семья из 5-ти человек. 23 октября партизаны взорвали здание НКВД, где находилаь комендатура 10-й Румынской дивизии и сигуранцы., там проходил банкет по случаю взятия города.  Было убито около 200 офицеров и коммендант города. В то же день начался массовый террор и расстрелы, воздвигали виселицы, хватали людей и без особых распросов вешали.  10 тыс быко в тот день расстреляны. 10 тыс евреев из загнанных в тюрьму женщин и мужчин загнали в артилерийские склады/казармы, закрыли, облили бензином и заживо сожгли. 

Организаторами этой акции были высшие военные чины румынской армии – генералы Мачичо и Тростиоряцу.  Согласно приказа евреями считались все те, которые имеют одного из предков по мужской линии или женской линии еврея, а также любые выкресты независимо от срока и религии.  Об этом сообщила Одесская Газета номер 8 от 20 ноября 41 года.  Как скот нас загнали в ворота тюрьмы. 22 октября и поместили в камеры по несколько десятков в каждой. Кто на железной кровати, кто на полу.  Двери не закрывались, люди ходили по коридорам и территории.  Никакого питания никому не давалось. Только вода в кранах. Рядовые румынскоие солдаты в охране за взятку выпускали подателя и таких было немало.  Ежедневно являлись немцы и угоняли партиями мужчин на разные тяжелые работы.  Возвращались к вечеру далеко не все.

4 ноября из тюрьмы начали выпускать евреев- стариков, женщин и детей до 15 лет.  Мужчин оставили, предварительно тщательно обыскивая в поисках ценностей.  Каким-то образом отцу удалось втиснуться в толпу и выйти из тюрьмы незамеченным.  Колонной прошли по мостовой до Консервного завода, затем все разошлись в разные стороны, т.к. охрана уже отсутствовала. Когда мы (семья из 5-ти человек) пришли к дому на Тоговой 3, то застали в подьезде выброшенным все наше имущество, которое все эти 2 недели валялось бесхозным и наполовину растянутым.  Квартиру занял дворник, а нас выгнали за ворота дома.  Пришлось отправиться к брату моей матери Давиду Клейману, который также с семьей вышел из тюрьмы (ему было больше 50 лет, и таких не оставляли в тюрьме).  Он дал нам временный приют. На второй день я вышел на Новый Базар, что бы обменять кое-какие вещи на продукты и попал в облаву.  Этап в несклько тысяч человек погнали под конвоем в Дольник и дальше по направлению в Бодиловку, что на берегу Буга в 150 километрах от Одессы. Кто отставал или падал, румыны убивали, а если одежда была хорошей – снимали.  На ночь загоняли в свинарники или кошары, что находились по пути.  На 3-й день я выбрался через боковую дверь помещения для скота и за несколько, дней в основном ночным временем, вернулся в Одессу.  


Inside Misha's Bedroom


В середин месяца ноября издали приказ, что бы все евреи с 16-ти до 50 лет обязаны явиться в тюрьму.  За саботаж этому – расстрел.  Отец собрал рюкзак, я его проводил и не доходя до тюрьмы простился , так как боялся идти дальше, т.к. мне было 15.5 лет и не смог бы доказать этот возраст. Это было последнее наше свидание в жизни.

Моя мать нашла на Успенкой 119 пустую квартиру, где очевидно жила раньше здесь погибшая еврейская семья, сказали что квартира ее сестры, дали кому-то ценную вещь и наша семья теперь уже из 4 человек переселилась в нее.  7-8 недель посе этого прошли относительно спокойно.  Евреев не трогали.  Но спокойствие было обманчивым.  Ходить по улице можно было только нашив на груди желтую звезду и по мостовой.  Если в могазине продавали хлеб- еврей не имел право стоять в очереди. По домам евреев ходили содаты-румыны и забирали что понравиться. Немецких солдат мы почти не видели, т. к. Территирия он Днестра до Буга названная Тренистрией была отдана под юрисдикцию Румынии, немцев видели иногда.  Они себя вели полными властелинами.  Немецкий солдат относился к румынскому офицеру с надменностью и принебрежением.  Офицер стоял перед ним на вытяжку.  А немецкие колонисты со свастикой на повязке вели себя в городе полными хозяевами, грабили и убивали без всякой боязни. Румыны не имели права делать им замечаний даже. Евреев грабили все кому было только нелень. Особенно тяжело было когда так поступали соседи, много лет прожившие рядом в одном с тобой дворе.  В одной камере с отцом в тярьме был и наш родственник Иосиф Гительман.  Ежедневно немцы брали из тюрьмы людей на тяжелую работу.  В один из дней, когда моя мать понесла отцу передачу, он ей сказал, что Иосифа вчера на его глазах застрелили и бросили в яму, т.к. он больной, слабый человек, бухглтер по специальности не в состоянии был быстро катить тяжелые бочки с бензином.

Зима 41-42 гг была очень суровой, отопление полностью отсутствовало.  Кроме кукурузной муки, которую иногда удовалось обменять, никаких продуктов.  Обратиться за помощью было не к кому, люди полность потеряли надежду.  Страх перед завтрашним днем и безисходность нашего состояния превратили всех нас в тени.  Выходя на улицу не было уверенности в возможности возвращения, но голод толкал на поиск какой – либо пищи. 

Так продолжалось до 10 января 1942 года, когда утром повсюду город оклеили обьявлениями, что бы все лица еврейского происхождения с вещами до 24 кг явились на «слободку» в созданное гетто. Это окраина города отделенная высокой желеанодорожной насыпью, что удобно для изоляции евреев от остальной массы.  За невыполнение приказа – расстрел.  К тому времени в Одессе после террора 23 – 25 октября, расстрелов и повешаний, угонов в Богдановку, свыше 40 тысяч, оставалось еще 50 -60 тысяч человек.  12 января мы, 3 человика, я сестра и мать (тетя из-за болезни осталась в квартире, у ее судьба неизвестна) изготовили рюкзаки с веревками, уложили на сани кое-что из оставшихся вещей- направились в созданное для нас еврейское гетто.  Мороз стоял 28 -30 градусов.  По улице тянулись сотни нам подобных несчастных, направляясь в никуда.


View from Misha's bedroom


На слободке нас загнали в помещение бывшего магазина, который набили людьми как в трамвае, когда невозможно повернуться.  Предварительно каждому – кому в паспорт, а детям в метрике, вписали :еврей» и поставили 6-ти конечную звезду.  А в 5 утра при таком морозе всех выгнали на улицу и колонной направили на станцию Сортировочная, которая находиться в другом конце – на Пересыпи.  Там стояли уже подготовленные товарные вагоны, куда погрузили приблизительно 1500 человек- женщин, детей и стариков.  Загрузили и повезли в неизвестном для нас направлении.  В приказе от 10 января было указано, что со Слободки евреи будут направлятьсям на работы в разные места. Таким образом наша семья ( 3 человека) была депортирована из Одессы 13 января 43 года.  Ехали с такой скоростью, что потеряли счет времени и в такой тесмноте и духоте, что многие терялис сознание, а несколько человек у дверй замерзли.  Когда приехали ка месту и отворили дверь вагона – замерзшие просто выпали на землю.  Людей начали вытягивать наружу, высота до 1,5 метра. Поднялся страшный крик, плач.  Стояла полная темнота- ночь.  Были разведены костры вдлоь всего состава.  Люди, которые прыгали или их сбрасывали – калечились многие, семьи теряли друг-друга, своих детей.  Описать это зрелище просто невозможно. Все смешалось – крик матерей, крики румынских солдат, сплошной плач и стрельба в воздух и в искалеченных от падения людей. Снова нас согнали в колонну, в которой уже многих не было, и погнали по заснеженным дорогам и в страшном морозе свыше 30 градусов.  Голодных, полуживых, замерзших нас этапируют растянувшейся колонной в километр длинной.  Отстающих бьют палками, погоняют чтобы не отставать. Кто не в состocнии таскать свой вещмешок – выбрасывают его в сторону. Многие оставлют своих грудных детей, т. к. че в состoянии их больше нести или вести.  Всю дорогу мы слышали выстрелы.  Этп убивают отставших от колонны, которые идти дальше не в состоянии.  Подошли к деревне Старосиротск.  Это немецкая колония.  Выбежавшие цивильные немцы – колонисты, набросились на несчастных гонимых евреев и начали ножами отрезать веревки рюкзаков, забирая у нас все то что мы несли, вещи, которые какое-то время могли нас поддержать в  этом несчастье.

Наночь загоняют в скотские помещения без окон и ворот до рассвета.  Солдаты идут спать к жителям села.  Хотя нас ночью и не охраняют, но никто не уходит, т. к. некуда деться.  Всюду в селах и по дорогам полицейские из местных жителей ( украинцев) которые вернут обратно (лучше, а то и застрелят).  С расветом этап движется дальше, отстающих стреляют на месте.  Нас пригоняют в м. Мостовое.  Загоняют на ночь в школу, а утром нас всех делят на 2 половиы. Нашу колонну этапируют дальше, вторую половину евреев в несколько сот человек направляют в противоположную сторону, вслед за которым поехала подвода с закрытым пулеметом и носколькими румынскими жандармами и полицейскими из местных.  Этих всех евреев расстреляли.

Следующим местом остановки нашего этапа с. Лидовка.  Снова сараи для скота, находимся здесь несколько дней.  Многие замерзают превращаясь в чурки., продолжают лежать рядом с живыми.  А тех кого выбрасывают наружу – грызут собаки.  В реzультате этих условий несметное количество насекомых (вшей) покрывают тело и одежду.  Даже в бровях и подкладке ботинок их не счесть.  Просто загрызают. Одежда от них шевелиться.


Misha shows me a book with Misha's Odessa courtyard from his childhood home. 


Снова нас гонят вперед – мы в с, Дворики, все таже картина.  Масса людей за эти несколько дней, что находились там – умерли, в этих сараях от болезней, голода или от морозов окаменели.  К сараям на всем пути следования приходят местные жители деревень. За хлеб, кусок сала или картошку несчастные отдают посленее что у них еще сохранилось.
В селе Лидовка наш этап пополнился некоторым количеством евреев из Бесарабии.  Новозможно было понять или различить то ли умер человек от болезни, голода или окаченев. Но независимо от чего человиек превращался в замерзший труп, и в Дворянке их уже выносили из сараев и укладывали на дрова в штабель.

К концы января или в начале февраля нас румынские солдаты пригнали в м. Доманевка.  Это главный центр уничтаожения евреевг. Одессы.  Окрестноси, овраги, рвы – все заполнено было трупами.  Весной после таяния снега все это стало очевидным.

В Доменевке наш этап – это был 1 ый этап из Одессы, загнали в одно из пустых помемщений без окон и дверей.  Люди лежали на деревянном полу семьями, друг возле друга.медленно умирая. Ежедневно несколько трупов, и их даже не выносили.

Но вот обьявили, что евреев направляют в окрестные деревни по колхозам для работы.  Нас, которые еще держались на ногах построили и староста села как потом мы узнали по фамилиии Дударь сместе с главными Доманевскими полицаем (дезертиром из Красной Армии) Козаковым и Абрамовичем (бессарабским евреем, ярым прислужником и правой рукой полицаев и румын0, - отобрали нас 50 человек.  По очереди заводили их в помещение, обыскивали с ног до головы на предмет выявления золота и др. ценностей.  Затем пешком отправили этих 50 человек в деревню Шварцево, что в 5 км от Деменевки, образовав таким образом филиал Доменевского Концлагеря.  В такую лютую зиму, здесь в Шварцево, загнали нас жить в помемщение, где до войны находился птичник.  Помещение 15 х 4 м с земляным полом, без отопления и нар. В сороне от села и жителей.  В этих страшных бесчеловечных условиях, на соломе при полном отсутствии мед. помощи и продуктов питания (150 гр. кукурузной муки и зерен в день) – мы там лежали, умирая от голода, тифа и миллионов вшей.  С наступлением теплых дней нас начали посылать на селхоз работы.  Несколько человек которые из-за изнеможения не могли работать отправили в лагерь смерти Акмечетку, где гибель была неизбежна.  Одежда наша полностью износилась, ноги обмотаны тряпками или в посотлах из сырой шкуры, и летом босые.  Ни соли , ни сахара, ни вареной пищи.  Стал нищим, сртедством к жизни которого стало подаяние у местных жителей села.  Сестра Ида в марте 42 го заболела тифом и чудом выжила, мать моя Сима в декабре 1942 умерла очевидно от дизентрии.  Из 50 человик к концу 42 г. Осталось 25.  В 1943 г в Доменевке была создана еврейская община.  Ее возглавляли Корнблит и Филькенштейн – 2-е румынских евреев.  В 1943в Тринистрию (местность, отданную Германией Румынии) было выслано и небольшое колличеств румынских евреев по разным мотивам.  Зная язык и будучи гражданами Румынии, они внесли облегчение в состояние узников Доменевки и окружающих лагерей.  Да и кроме всего главной причиной было то, что изменился уже ход войны и Румынскя армия была практически деморализована.  В связи с этим и режим ослаб, растрелов уже не производилось, но евреев в 1943 в Доменевке и филиалах лагерей осталось уже совсем незначительное колличество.  Летом 43-го мне доверили пасти в колхозе коней и коров, но к концу лета я заболел сыпным тифом и меня отправили в Доманевку, где к тому времени был создан общиной для евреев небольшой лазарет со своим врачем оставшимся в живых.  В это время в Доменевке для сирот общиной была организована комната, где несколько десятков детей спали на полу и кормились кашей (мамалыгой) из кукурузной муки.  Меня и мою сестру тоже приняли в эту комнату, где мы пробыли последние пол года до дня освобождения.

Дети сироты были с Украины, но 10-12 человек было из Бессарабии.  Этих детей осенью 43 г (только этих, а не с Украины) забрали и стараниями румынских евреев (которые жили в это время в Румынии) отправили в Палестину. Нас, советских детей (тоже евреев) спасать не полагалось.  В последний месяц румынские власти полностью потеряли интерес к евреям, т. к. сами начинали собирать свои чемоданы и еще через короткое время полностью убрались в Румынию, и Деманевку с окрестностями начали пополнять отступающая немецкая армия.  Евреи разбежались кто-куда мог и прятались как могли.  Мне с сестрой пришлось покинуть Деманевку, т. к. полевая немецкая полиция начала хватать всех подряд и этапировать под конвоем огромными массами на Запад, не разбираясь уже кто ты еврей или другой национальности.  Я с сестрой бежал в сторону бывшего нашего концлагеря, ночевали в скирдах сена. В Шварцево, где я с сестрой провели 19 месяцев- осталось из 50 человек всего 12 уже.

В это время, за неделю до освобождения туда нагрянули калмыки из РОА (Русская Освободительная Армия) и начали насиловать женщин.  Я с сестрой поняли что и в Шварцеве невозможно остаться в безопасности, вернулись назад в Доменевку, всячески скрываясь от полевой немецкой жандармерии до прихода Советской Армии, принесшей нам освобождение.  

Никогда мне не забыть пережитое.  Перед глазами всегда эпизод, забыть который просто невозможно.  

Апрель 1942.  Главый полицай, наводивший страх на всех нас и многих лагерей в округе- местный украинец Козинский.  Он постоянно на коне рыскал по всем дорогам, оврагам, полям и тут же стрелял с улыбкой никого не щадя.  Посотянно врывался к нам ночью в помещение птичника, зажигал керосинку, выстраивал в один ряд и требовал чтобы «жиды» выкладывали золото, иначе поведет всех в балку и растреляет.  Так в один из этих апрельских дней староста зашел и приказал пойти с ним нескольким евреям (мужчин и женщин) для выполнения работы.  Тут в стороне от дороги, ведущей от Шварцево к селу забора, лежала застреленная женщина и 2-е ее детей.  Нам дали лопаты и мы выкопали в стороне могилу.  На коне подьехал полицай Козинский, который их растрелял, догнав на дороге по которой они шли (очевидно спасаясь с лагеря Акмечеки) или отставшие от очередного этапа. Неожидано из близлежащего рва выполз лет 16 -18 паренек, настоящий как тогда говорили доходяга.  Козинский моментально прицелилдя в него при нас и он только успез сказать «дяденька не надо» как пол головы с мозгами были отдельно от тела.  Мы положили его 4-м в эту могилу.

Одесское гетто практически просуществовало 2 – 2,5 месяца за период который было департировано все еврейское население города, оставшееся после 3-х месяцев террора.  Я со своей семьей попали в первый этап на пути к смерти. В первых числах января 42 г. Я прочел в Одесской Газете речь Гитлеара, где он заявил, что судьба Европы обеспечена на 1000 лет вперед и еврея скоро можно будет увидеть только на картинке.  Видимо божья воля была ко мне и моей сестре снисходительна и несмотря на все оставила нас в живых, т.е. в 2% тех, кого помиловала судьба ХОЛОКОСТА.

30 марта 1944 в результате наступления Советской Армии наступило долгожданное наше освобождение.  Нас, евреев, бывших узников никто из власти не заметил, особенно не дав нам никакой материальной или моральной помощи.  Мы оказались просто изгоями.  И эта небольшая масса оставшихся в  живых, двинулась в родные места.  10 апреля я с сестрой Идой ( по мужу ее фамилия сейчас Робыливпер) проживает с 1977 г в Нью Йорке, вернулись в Одессу.  Мне стало известно, что в 1942 г. из тюрьмы, где находился наш отец – евреи были отправлены в немецкий концлагерь Сливино ( под Николаевым).  Все узники этого лагеря были впоследствии уничтожены.  

Misha's notebook.
Вернувшись после фашисткого геноцида , я с сестрой без родных, родственников и абсолютно отсутствующей какой – либо материальной базы начали свой жизненный путь.  Состояние здоровья было таким, что комиссия военкомата признала негодным.  Квартиру, занятую в 41 г дворником возвращать отказались.  Пришлось нам вдвоем заселиться в этом же дворе в антресоль высотой 1,5 метра (ниже нашего роста).  И только через 8 месяцев мы отсудили нашу бывшую довоенную жилплощадь ( полу-подвал).  С большим трудом закончил свое средне-техническое образование, т.к. не имел никакой материальной поддержки с 1944 – 1949 гг, пробиваясь редкими по случаю заработками.  Так что и эти 5 лет после холокоста были для меня очень сложным периодом.  И наверное только молодость скрашивала эти годы моей жизни.  Свою трудовую деятельность начал в 1949г. В области строительстава по специальности механика дорожно-строительных машин, проработав на этом поприще 40 лет.  Женился в 1950г.  Жена Клара Токман (дев. фамилия Балагула, 1928 г, рождения) преподаватель истории, праработала 30 лет в старших классах школ г. Одессы.  С 1950 по 1965 гг. проживал совмесно (в 1-ой квартире) с родителями моей жены.  В 1951 г. у нас родился сын Семен Токман.  В январе 1953 в бывшем Союзе началась провокационная антисимитская компания врачей – вредителей с конечной целью депортации евреев в отдаленные места.  В больших городах с еврейским населением были организованы филиалы сионистких группировок для обоснования акции массовой депортации.  Группировка из 7 человек сфабрикована и в г. Одессе, куда попал отец моей жены с которым мы жили вместе. В ходе ведения КГБ следствия начали в эту группировку -затягивать и меня как сиониста – руководителя террористической группы действий.  Только благодаря смерти Сталина и огромной стойкости и силы воли отца моей жены я избежал ареста и осуждения по 58 статье.  Тестя осудили на 10 лет по ст. 58 пукт 10, 11 с отбыванием за шпионскую деятельность в лагерях.  Освободили через 3 года с формулировкой « за недоказанностью обвинения», превратив его в инавалида 1-й группы.  В 1957 г. у нас родился 2-ой сын – Илья Токман.  В 1965 г после 15 лет совместного с родителями жены получил наконец квартиру и в возрасте 39 лет стал жить самостоятельно со своей семьей из 4-х человек.  Сыновья получили высшее образпвание закончив оба Одесский строительный институт.

В США я с женой и обоими семьями моих сыновей  - Семена и Ильей - эмигрировал из Одессы в апреле 1989 и в настоящее время все, являясь гражданами Америки, проживаем в г. Сам Диего, Калифорния.

Мичаил Токман

1999 год